Средневековая история Восточной Европы

Анализируя российский опыт, отметим, что использование локальной истории как инструмента интеграции уже было опробовано в конце ХIX - начале ХХ века. Российская империя с развитым центром и неоднородной «периферией» в результате экспансии и войн расширилась. Новая модель, активно распространяемая имперским обществом, включила в орбиту совершенно новые, «чуждые» территории – Царство Польское, Прибалтику, Финляндию, государственные образования народов Кавказа. С каждым новым приобретением вставал вопрос о их месте в едином организме Империи. Как справедливо отмечал Ю.И.Семенов из «Центра по изучению межнациональных отношений»: «когда область, обитаемая нерусским этносом, оказывалась в составе Российской империи, то ее население рано или поздно входило в состав российского геосоциального организма, российского общества. Главная задача, вставшая перед правительством после присоединения региона с нерусским населением, состояла в том, чтобы обеспечить управление им, и увековечить там свое господство. <…> Политика, которая вырабатывалась центральной властью была не национальной <…> она была, прежде всего, управленческой и региональной, областной» (Семенов 1997, 65-68). Еще одна цитата, принадлежащая сенатору Е.И. Мечникову также подтверждает высказанный тезис: «во всех этих распорядках должно иметь один предмет вышеописанный, т.е. чтобы обрусить край или, говоря аллегорически, спаять его с Россией» (Колониальная…1936, 232). В управленческой политике Российской империи локальная история играла заметную роль, происходила ее постоянная капитализация и поиск новых стратегий и общих моментов для публичного экспонирования. Ярким примером использования локальной истории как инструмента интеграции стал процесс формирования новой
интеллектуальной традиции и исторической памяти у жителей
Калининградской области после 1945 г.

Российская историческая наука приступила к изучению данного типа трансформаций лишь в последние два десятилетия. Она прошла путь от систематизации знаний, до выдвижения гипотез. Отметим важные как с теоретической, так и с методологической точки зрения исследования и публикации: Ю.В. Костяшова (Костяшов 1999; Костяшов 2003), И.А.Гордеева (Гордеев 1995), В.И.Кулакова (Кулаков 1998), Г.В. Кретинина (Кретинин 1998), В.С. Суворова (Суворов 1998), А. М. Карпенко (Карпенко 2008). В последние годы появляются работы, отражающие зарубежный опыт интеграционных процессов и их отражения в различных сферах жизни общества (Карбовский 2007; Гончаров 2009). Не осталась в стороне и немецкая историография представившая довольно полный и глубокий анализ этапов формирования и изменения исторического сознания жителей Калининградской области (Маттес 2003).

Переходя к рассмотрению заявленной темы, напомним, что в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР «Об образовании Кенигсбергской области в составе РСФСР» от 7 апреля 1946 года была образована Кенигсбергская область. Спустя два месяца, 4 июля 1946 г. город Кенигсберг был переименован в Калининград. Согласно Указу область делилась на 14 районов - Гумбинненский, Даркеменский, Земландский, Инстербургский, Кенигсбергский, Кройцбургский, Лабиауский, Пилькалленский, Рагнитский, Тапиауский, Фридляндский, Хайлигенбайльский, Хайнрихсвальдский и Шталлупененский. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 7 сентября 1946 г. "Об административно-территориальном устройстве Калининградской области» было закреплено образование в ее составе 14 районов и проведено их переименование. Проводится целый эксперимент по интеграции части бывшей немецкой провинции в состав СССР.

Вначале необходимо было изменить самого носителя исторической памяти. Это достигалось не только за счет переселенческой политики и вытеснения немецкого автохтонного населения, но и благодаря специфике региональных исследований в тот период. Очень меткое определение этого процесса предложил Юрий Костяшов – «изгнание прусского духа» (Костяшов 2003). Локальная история теперь мыслилась в очень узких рамках и насчитывала несколько лет.

Выделим несколько условных этапов участия локальной истории в обосновании интеграции новых территорий и в формировании нового самосознания жителей региона. По своей сути они различаются лишь в наличии необходимых условий для реализации и решения конкретных задач.

Первый этап (1945 г.) характеризует стремление к историко-правовому обоснованию территориальных приобретений, закрепление факта принадлежности в обществе и ликвидация комплекса «чужака». Немецкая история края вытеснялась там, где это было возможным. «Идентификация с территорией становится инструментом социально-политической мобилизации», а региональная идентичность становится чем-то вроде ««точки сборки» в процессе конструирования социально-политического пространства региона» (Карпенко 2008, 4). В сентябре 19-го числа 1945 года в переполненном Лекционном зале в Москве, относящимся к Всесоюзному лекционному бюро при комитете по делам высшей школы при СНК СССР, доктором исторических наук Н.П. Грацианским был прочитан доклад «Кёнигсберг». Н.П. Грацианский начал свое выступление следующими словами: «постановлением Берлинской конференции трёх держав (17 июля-2 августа 1945 г.) город Кёнигсберг с прилегающим к нему районом на восточном берегу Данцигской бухты передан Советскому Союзу. Чтобы понять значение этого акта, необходимо уяснить, что такое Кёнигсберг и какую роль он играл на протяжении ряда столетий в системе германской политики на Востоке Европы» (Грацианский 1945, 3). После краткого экскурса в историю Кёнигсберга, Н.П. Грацианский обратился к моментам прошлого: пребыванию русских в Кёнигсберге в период Семилетней войны, о месте города, которое отводили ему нацисты в войне с СССР. После подобного обстоятельного экскурса докладчик обратился к теме… кёнигсбергской торговли и возрождения былого значения кёнигсбергского порта. Представляя Кёнигсберг в образе торгового города, Н.П. Грацианский пытался вдохнуть новую жизнь в его историю, разграничить ее вехами «опора немецкого разбоя - новый порт СССР на Балтике». Видя причину упадка торговли в господстве юнкеров в социально-политических сферах и излишней милитаризации региона, историк-медиевист пытался сделать набросок новой, мирной жизни. Заканчивая выступление словами: «необходимость и справедливость изъятия Кёнигсберга из рук немцев, диктуется всей предыдущей историей этого города. Всё время его хозяйственная роль отодвигалась на второй план прусско-немецкими хищниками, и он всё время был <…> орудием нарушения мира. Теперь разбойничья роль Кёнигсберга окончилась. В составе Советского Союза он никому не будет грозить, и вредить и до конца исчерпает все свои хозяйственные возможности в нашем мирном строительстве. Возможности же эти чрезвычайно велики, особенно в торговом отношении, так как Кёнигсберг обладает первоклассной гаванью, связанной кратчайшими и наиболее удобными путями сообщения с советскими гаванями Чёрного моря» (Грацианский 1945, 16). Н.П. Грацианский искренне рассчитывал на новую жизнь, давал понять перспективы не только развития региона, призывал активнее изучать социально-экономическую историю и идти по пути мирного строительства. Важными представляются работы историка В.Н. Перцева (Перцев 1953; Перцев 1955). С 1944 по 1959 гг. Он опубликовал целый ряд исследований по истории не только Кёнигсберга, но и внутреннему строю Пруссии до немецкой колонизации. Особое место он отводил племенам пруссов и их социально-экономическому строю. Исследования историка и археолога В.Н. Перцева основывались на материалах комплексной экспедиции АН СССР, а также на немецких источниках.

Анализируя использование локальной истории, как инструмента интеграции следует признать, что идентификация с новой территорией была возможна через изменение его региональной топонимики и категориального аппарата местных исследований. Поселения назывались по именам местностей происхождения переселенцев (Саранское, Калужское, Тамбовское), по дате прибытия в Калининград (Октябрьское, Августовское), «по желанию трудящихся» (Советск, Комсомольский), «в честь писателей и учёных» (Маяковское, Мичурино), в честь героев войны и выдающихся личностей (Калининград, Гвардейск) (Ростовцев 1965). Смена названий обезличила и их исторический фон. Но в свою очередь новые наименования укладывались в рамки восприятия русского человека и оказывали влияние на обыденное историческое сознание.

В рамках локальной истории в 50-е годы ХХ века активно использовалась историческая концепция т.н. «социалистических наций», и пути их формирования у народов, которые уже были затронуты капитализмом. Здесь необходимо отметить, что территории в Восточной Пруссии, отошедшие к Советскому Союзу, были идеальным образцом для исследования. Немецкие юнкерские хозяйства в Восточной Пруссии, а также капиталистический способ хозяйствования нуждались в постановке на социалистические рельсы. А в ситуации с Калининградской областью, которая была «затронута капитализмом» и не имела, как другие регионы СССР дореволюционного багажа в образе самосознания местного населения и традиций (местное население депортировалось), процесс формирования социалистической нации можно было наблюдать в виде «tabula rasa».

Другим примером может стать теория «о славянском происхождении» прусских племен. Для ее обоснования в крае работало несколько экспедиций от крупных институтов. Теория была призвана решить задачу «преемственности». Обоснование всего хода исторического развития региона должно было объясняться постоянным сдерживанием немецкой агрессии и борьбы славян с немецкой угрозой.

Второй этап (1946-1970 гг.) заключался в систематизации знаний и создании учебных пособий, развертывании научно-исследовательских институтов и активизация полевых исследований. Локальная история принимала участие в социализации прибывающих переселенцев. Фокус на экономическую историю области, наличие цензуры существенно снижали региональный уровень исследований. Для органов власти было важно сообщить переселенцам лишь пропедевтические сведения о том крае, куда они прибыли, дать им минимум необходимой информации.

В 70-80е годы ХХ века в связи с интенсификацией исследований в поле зрение советских историков попала периодизация истории Калининградской области. Однако однозначного мнения насчет того, как и в рамках каких хронологических периодов, необходимо изучать историю нового края в то время не было. Советская историография видела историю Калининградской области в общей схеме периодизации истории СССР. Так, В.Г. Бирковский отмечал, что согласно принятой периодизации история Калининградской области относилась ко 2 и 3 этапам, II периода истории советского общества: II.2 Великая отечественная война советского народа (1941-1945), II.3 Послевоенное восстановление и развитие народного хозяйства СССР) (Бирковский 1984) .

Если говорить о вузовском образовании как факторе, формирующем сознание образованной части населения, то с 1960 по 1989 гг. история Калининградской области (бывшей Восточной Пруссии) изучалась в основном на кафедрах истории советского общества. В университетском плане, при подготовке специалистов по специальности «2008 – история», были предусмотрены дисциплины «вводимые в соответствии с особенностями республики или вуза». Одной из таких программ была - «История края с основами исторического краеведения». Само понятие «история края» означает историю Калининградской области и частично включает события её предыстории, имевшие место до 1945 г. При этом, программа по «истории края» была составлена с учетом особенности развития социалистического общества в СССР, и поэтому учебный план выделял до 70% учебного времени на изучение истории Калининградской области как составной части РСФСР. Изучение данного курса было сопряжено с определенными трудностями. Прежде всего, это недостаточная методическая оснащенность. Только в рамках 3-ей и 4-ой части курса можно было использовать пособие коллектива авторов В.Г. Бирковский, И.А. Гордеев (Бирковский 1984; Бирковский 1986). Сама задача изучения истории края виделась в систематизированной, обобщенной характеристике основных процессов и особенностей истории Калининградской области в неразрывной связи с историей СССР. Первоначально, источниковедческую базу пособий составляли материалы печати и лекций, то с 1986 г. стали появляться обобщенные данные документов архивов и материалы статистических сборников. Однако сам курс истории края был выдержан «в духе эпохи». Создается впечатление, что её авторы готовили более разведчиков и шпионов, чем сознательных граждан. Юный историк отлично знал промышленную специализацию всех районов области, расположение и историю всех промышленных предприятий, актив всех окрестных колхозов и совхозов, но не мог заглянуть «за барьер» – 1945 г.

В 1986 г., при подготовке и публикации второй части пособия «История края» появился новый подход к периодизации, в основу которого лег социально-экономический фактор развития общества. Согласно ему, «в истории Калининградской области можно выделить три этапа: 1945-1950 гг. – становление области, 1951-1965 гг. – область в период дальнейшего укрепления и развития социалистического общества, 1966 – 1986 гг. – область в условиях вхождения в этап развитого социализма» [Бирковский 1986, 3]. Этот взгляд на периодизацию отразился на дипломных работах студентов КГУ и монографиях исследователей, занимающихся проблематикой, связанной с историей края.

Количественный анализ публикаций по истории Калининградской области, содержащихся в научно-вспомогательном справочнике «Литература о Калининградской области» (Боброва 1963) с 1964 по 1977 гг. позволил сделать вывод о формировании историографической тематики изучения истории Калининградской области. Согласно приведенным данным, более 65% от годичного объема публикаций составляла военная тематика (Восточно-Прусская операция Красной Армии; герои боев в Восточной Пруссии; штурм Кёнигсберга советскими войсками). Для сравнения, исследования по краеведению и археологии края насчитывали не более 10-12% от общего числа опубликованных работ. Также популярными темами были: «города Калининградской области», «герои социалистического труда», «промышленность и сельское хозяйство Калининградской области», «комсомольцы» и т.д. Третий этап (1970-1989 гг.) характеризовался формированием нового самосознания второго поколения переселенцев, вниманием к экономической и социальной истории региона, развитии краеведческих знаний. К этому моменту советские историки сформулировали и активно использовали богатый методологический арсенал, имели устоявшийся категориальный аппарат. «Историческое сознание – не сумма знаний по истории, не эрудиция, а система ориентации в мире под углом зрения истории. Формирование марксистско-ленинского исторического сознания – главная задача обучения истории» - писали методологи от образования (Лернер 1988, 18-24).

В 80-е годы ХХ века общая тематика публикаций не изменилась, присутствовали практически все темы, которые бытовали в с 1964 по 1970 гг. Рубрика «Краеведческая работа в школе» была существенно обогащена новыми работами, в помощь краеведам появились публикации на темы «Краеведческие указатели», «Бои за отдельные города и населенные пункты». Отдельную рубрику получила история Калининградской области, представлявшаяся теперь в обособлении от рубрик «История», «Краеведение». Но в целом, доля исследований по истории Калининградской области, краеведению и другим историческим дисциплинам не превышала 1,5-3% от общего количества публикаций, которое с 1971 г. неуклонно росло. Также, в поле исследовательского интереса осталась рубрика «Герои боев в Восточной Пруссии и штурма Кёнигсберга» (например, в 1983 г. – 102 п., что составило 8,7 % от общего количества), а вот тематика, связанная с археологией и охраной памятников истории в крае пошла на убыль в 1971-1983 гг. (к 1983 г. к выходу планировалось 9 всего публикаций).

Подводя итог нашей характеристике локальной истории как инструмента интеграции необходимо отметить, что основной тенденцией историографии после 1945 г. стало рассмотрение истории Пруссии Калининградской области в рамках периодизации истории СССР, повышенное внимание к социально-экономической истории края, а также деление на «довоенный» и «послевоенный» периоды. Можно выделить несколько этапов участия локальной истории в обосновании интеграции новых территорий и формировании нового самосознания жителей региона. По своей сути этапы различаются лишь в наличии необходимых условий для реализации и решения конкретных задач.

В 90-е годы ХХ в. под воздействием политических событий калининградская тема в виду особого положения региона, расширения Евросоюза и НАТО стала одной из приоритетных тем европейской политики. Отечественной историографией стал выдвигаться тезис о том, что представление и изучение истории области необходимы не только с точки зрения научного знания, но и политики дальнейшего развития Калининградской области. При этом шел процесс демонтажа традиционной периодизации истории края, сложившийся в советской историографии. Однако в начале ХХI в. вместо декларированного в ранее подхода об отказе условного раздела в виде «начале истории заново», историки снова вернулись к тому, что деление истории края на довоенную и послевоенную было обоснованным. Главная причина - после войны в жизни региона произошла смена носителя исторической памяти.

В заключение стоит отметить, что история, как и любая наука подвержена влиянию потрясений и революционных преобразований, догмату цензуры и отсутствию внутренней свободы, излишних упрощений и выполнению социального заказа. Но в то же время, важность дидактической функции локальной истории, заставляет находить некую формулу золотой середины. Последние события в мире, а также попытки фальсификации и использования фактов общей истории в политических целях со стороны целых государств и военно-политических блоков, заставляют пристальнее задуматься над тем, насколько зависит современное общество от адекватной, правдивой и независимой оценки прошлого.

Список литературы и статей:

Бирковский 1984 - Бирковский В.Г., История края (1945-1950): Учебное пособие для студентов-историков Калининградского университета /В.Г.Бирковский, И.А. Гордеев. Калининград, 1984.

Бирковский 1986 - Бирковский В.Г., История Калининградской области (1951-1965). Калининград, 1986.

Боброва 1963 - Литература о Калининградской области: научно-вспомогательный указатель / сост. А.А. Боброва. Калининград, 1963-1983.

Гончаров 2009 - Гончаров В.В., Формирование новой исторической памяти переселенцев через школьное историческое образование: польский опыт // Преподавание истории в школе, №8. М.,2009. 48-51.

Гордеев 1995 - Гордеев И.А., Калининградская область в 1945-1946 годах // Вопросы истории, №4. М., 1995. 171-172.

Грацианский 1944 - Грацианский Н.П., Кёнигсберг. Стенограмма публичной лекции доктора исторических наук Н.П. Грацианского, прочитанной 19 сентября 1945 года в Лекционном зале в Москве. М., 1945.

Карбовский 2007 - Карбовский А., Щецин (Штеттин) и «возвращенные земли» Польши в политике СССР (1945-1956) / Автореферат на соискание учёной степени кандидата исторических наук. М., 2007.

Карпенко 2008 - Карпенко А., Региональная идентичность как категория политической практики / Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата политических наук. М., 2008.

Колониальная 1936 - Колониальная политика русского царизма в Азербайджане в 20-60-х годах XIX в. Ч.1: Феодальные отношения и колониальный режим 1827-1843. М.-Л., 1936.

Костяшов 1999 - Костяшов Ю.В., Секретные документы отдела спецпоселений МВД СССР о заселении Калининградской области в 1946 г. // Проблемы источниковедения и историографии. Калининград, 1999. 65-67.

Костяшов 2003 - Костяшов Ю.В., Изгнание прусского духа: Как формировалось историческое сознание населения Калининградской области в послевоенные годы / Terra Baltica, 3. Калининград, 2003.

Кретинин 1998 - Кретинин Г.В., История Восточной Пруссии и Калининградской области – состояние и перспективы научных исследований // Калининградские архивы, вып.1. Калининград, 1998. С.19-22;

Кулаков 1998 - Кулаков В.И., История Кёнигсберга в отечественной историографии с 1945 г. //Калининградские архивы, вып.1. Калининград, 1998. 128-136.

Лернер 1988 - Лернер И.Я., Историческое сознание и условия его формирования // Преподавание истории в школе, №4. М., 1988. 18-24.

Маттес 2003 - Маттес Э., Запрещенное воспоминание: возвращение истории Восточной Пруссии и региональное сознание жителей Калининградской области / Terra Baltica,3.- Калининград,2003.

Метельский 1969 - Метельский Г.В., Янтарный берег. М., 1969.

Перцев 1953 - Перцев В.Н., Культура и религия древних пруссов / Учен. Зап. БГУ им. В.И. Ленина, вып.16. Минск, 1953.

Перцев 1955 - Перцев В.Н., Внутренний строй Пруссии перед завоевания ёё немцами / Учен. Зап. БГУ им. В.И. Ленина, вып. 23. Минск, 1955.

Ростовцев 1965 - Ростовцев М., В краю янтаря и сланца. М., 1965.

Семенов 1997 - Национальная политика в императорской России. Цивилизованные окраины (Финляндия, Польша, Прибалтика, Бессарабия, Украина, Закавказье, Средняя Азия) // авт. и сост. Ю.И. Семенов. Москва, 1997. (Государство, общество и народы в императорской России, вып.2).

Суворов 1998 - Суворов В.С., Древняя история края в исследованиях 1940-1960 годов // Калининградские архивы, вып. 1. Калининград, 1998.